Она поспешно отвела глаза, почему-то испугавшись собственной осведомлённости.
Впрочем, стоило её взгляду упасть на то, что за ширмой, все мысли об антиквариате исчезли бесследно. В щёлку была видна гора какого-то оборудования... Причём очень навороченного оборудования. Тонкие, плоские — «жидкокристаллические», пришло слово — экраны, с добрый десяток, какие-то ящики. Системные блоки? Ещё ящики, плавные линии и суперсовременный дизайн выдают безумно дорогое оборудование, но догадаться о его функциях Виктория не могла даже приблизительно. Путаница проводов, какая-то гора микросхем — кажется, с одного из приборов сняли корпус, да так и не поставили на место.
В середине всего этого беспорядка на огромном вертящемся стуле (как у главы корпорации из сериала) восседало нечто тощее лет четырнадцати, сосредоточенно уставившееся в экраны, одной рукой с невероятной скоростью (движений почти не было видно) щёлкающее клавиатурой. В другой руке мальчишка держал большую зелёную кружку с надписью «Местный Гений», нанесённой черным фломастером. От кружки поднимался пар и исходил упоительнейший запах. Что-то тихо зажужжало, и из дисковода выскочила... ну, такая пластинка, на которую нужно класть диски. Гений автоматическим жестом поставил на неё свою кружку и начал колдовать над клавиатурой уже двумя руками. Вика ошалело потрясла головой.
Это движение привлекло её внимание к собственному телу. Девушка лежала на... Пожалуй, правильнее было бы назвать это кушеткой, а не кроватью. Сравнительно узкая, она изгибалась под спиной, повторяя естественную форму тела, и, несмотря на жёсткость, это было неожиданно удобно. Подушки не было, но под шею кто-то подложил небольшой валик. Простыни были белоснежными, очень мягкими, очевидно, новыми. Вика неуверенно шевельнулась: под простынями на ней ничего не было. Тело ощущалось необыкновенно свежим. Свежим и чистым — очень новое для неё ощущение. Вика смутно припомнила: ощущение сильных рук, поднимавших её, тёплой, почти горячей воды, запомнившееся даже сквозь сон, запах каких-то трав...
Она попыталась сесть, что-то небольно дёрнуло за руку. Повернулась, глаза в ужасе расширились. С другой стороны кровати стояла обвешанная пластиковыми мешочками с лекарствами капельница, от которой шла прозрачная трубка, заканчивающаяся толстой иголкой, воткнутой в её вену...
Дикий вопль разорвал наполненную мирным попискиванием компьютеров тишину. Мальчишка лет тринадцати, рыжий и испуганный, забежавший за ширму, автоматически перехватил в воздухе брошенную в него палку капельницы и удивлённо уставился на скорчившуюся в дальнем конце кушетки, запутавшуюся в простынях Викторию. Свободной рукой девушка зажимала вену, разорванную грубо выдернутой иглой, глаза на исхудавшем лице смотрели испуганно и злобно.
— Ты чего?
— УБЕРИ ОТ МЕНЯ ЭТУ ГАДОСТЬ!!! — В её полном паники голосе появились какие-то даже не визгливые, а резонирующие металлом ноты.
— Да ладно, ладно. — Мальчишка сунул злополучную капельницу в руки подоспевшему местному гению, и тот, удивлённо посмотрев на несчастную палку, утащил её куда-то за ширму. — Слушай, это же всего лишь внутривенное питание. Ты же проспала почти трое суток. Олег сказал, что ты и без того слишком худая. Если ещё будешь голодать, то просто умрёшь от дистрофии! — Окинул оценивающим взглядом её прикрытое лишь тонкой простыней тело. — И знаешь, он прав! В жизни не видел такой тощей девчонки. Вот Natalie обзавидуется, ей-то приходится не слезать со своих дурацких диет.
От него исходило какое-то странно успокаивающее ощущение, как будто подкупающе искренний рыжий пройдоха испускал волны невозмутимой уверенности. Виктория невольно начала расслабляться, но снова напружинилась, услышав имя «Олег». У неё ни на минуту не возникло сомнений в том, какой именно Олег имеется в виду.
— Никогда. — Её голос всё ещё звенел напряжением, но был тих, и эта тишина пугала едва ли не больше любого крика. — Никогда не втыкайте в меня иголок. Никогда не давайте мне незнакомых лекарств. Ты понял? Никогда!
— Ладно, ладно, как скажешь!
На конопатом лице мелькнуло что-то вроде беспокойства, и Викторию накрыло новой волной успокаивающей энергии. Всё будет хорошо, всё хорошо, тебя никто здесь не хочет обидеть...
— И не пытайся меня успокоить! — не то прошипела, не то выплюнула девушка и тут же поняла, что сказала абсолютную правду. Этот рыжий гадёныш с невинными глазами каким-то непонятным образом пытался её унять, как унимали бы раскапризничавшегося младенца или ощерившуюся кошку.
— Ну как знаешь! — Вместо ожидаемого смущения парень тоже разозлился, и только это, как ни странно, спасло его от новой атаки. — Тогда успокаивайся сама!
То ли подействовало это «взрослое-по-отношению-к-ребёнку» раздражение, то ли рыжий стал более осторожен в своих странных манипуляциях, но Виктория действительно успокоилась. Подтянула к горлу злосчастную простыню и покосилась на второго парня. Смуглый мальчишка был чуть постарше, лет четырнадцати, худощавый и мускулистый. Выглядывающие из рваных джинсов шрамы и подозрительный прищур выдавали члена банды. Короткий ёжик волос предполагал, что отращивать их он начал совсем недавно. Этот, в отличие от доверчивого рыжего, присевшего на противоположный край кушетки, стоял, чуть напружинившись, свободно опустив руки, и Виктория каким-то внутренним чутьём угадала боевую стойку. Они обменялись короткими резкими взглядами, узнавая друг друга, признавая друг в друге достойного противника, прошедшего школу улиц.